На фоне современной мусорной реформы, включающей проект создания упорядоченной системы раздельного сбора отходов, многие стали вспоминать о своем советском детстве. Ведь практически все население бывшего СССР принимало участие в сортировке мусора для его дальнейшего использования в качестве вторсырья. Советские граждане – от школьников до пенсионеров — собирали и сдавали макулатуру, стеклянные бутылки и даже металлолом. Когда в СССР впервые начали сортировать мусор? А главное – зачем и как был организован этот процесс?
Кто и когда начал сортировать мусор впервые?
Для начала немного истории. Сортировать мусор впервые даже в развитых странах мира начали старьевщики, которые жили с этого нехитрого «бизнеса». Например, во Франции тряпичники (фр. les chiffoniers) собирали старые тряпки по домам еще с XVI века. Это занятие оставило глубокий след в культуре. Во французском языке до сих пор есть выражение «драться, как тряпичники» (то есть очень сурово). А одним из известнейших стихотворений основоположника декаданса и символизма Шарля Бодлера является «Вино тряпичников». В нем автор уподобляет представителя этой специальности поэту: «Тряпичник шествует, качая головой, На стену, как поэт, путь направляя свой…».
Практичные же французы начали сортировать мусор впервые в Европе централизованным способом. Особенно активно эта деятельность велась на западе страны — в Бретани, где к 1828 году фабрики Кот-дю-Нор перерабатывали более 450 тонн тряпья, а предприятия в Финистере — 232 тонны. Сортировку тканей на складах выполняли в основном женщины, затем пресс штамповал из них брикеты, и те шли на бумажные мельницы для изготовления бумаги.
Как фамилия юриста стала названием мусорного бачка?
Как ни странно, первопроходцем в организации современной системы сортировки мусора стал юрист. Эжен-Рене Пубель (1831-1907), назначенный в 1883 году парижским префектом Сены (в то время должность мэра в столице Франции упразднили), обязал владельцев домов устанавливать контейнеры для раздельного сбора отходов. Пубель своим указом определил типоразмеры контейнеров, их конструкцию (из дерева с металлическим покрытием внутри), их объем (от 40 до 120 литров), а также типы мусора для сортировки. Обязательными стали три емкости: 1) для пищевых отходов, 2) для бумаги и тканей, 3) для стекла, керамики и устричных ракушек.
Нововведение поначалу встретило противодействие многих слоев населения 2-миллионного Парижа. Владельцы домов не хотели нести новые расходы, консьержи не стремились выполнять дополнительные обязанности, а тряпичники вовсе теряли свой заработок. Только после Второй мировой войны система Пубеля распространилась по всем городам Франции. «Благодарные» потомки до сих пор называют его фамилией мусорные бачки: в современном французском языке la poubelle – это контейнер для мусора. Но человек он был действительно великий. В 1894 году, после пятой пандемии холеры, Пубелю удалось провести закон, обязующий владельцев домов за свой счет подсоединяться к общей системе канализации.
Вечные соперники французов — британцы — пришли к идее сортировки мусора только из-за тягот Второй мировой войны. В 1939 году британское правительство призвало власти на местах организовать раздельный сбор макулатуры, тряпок, металлов и органических отходов. Пищевые остатки укладывались в специальные емкости, а затем скармливались свиньям. В результате британцы во время войны и за первые тяжелые послевоенные годы выкормили полмиллиона этих животных.
Дефицит как причина для раздельного сбора мусора
Другой страной в Европе, которая начала централизованно сортировать мусор одной из первых, стала ГДР. Эта восточная часть Германии с государственно-плановой экономикой постоянно находилась в ситуации недостатка сырья и валюты. Для решения данной проблемы в 1961 году была основана Федеральная ассоциация предприятий по обращению с отходами — BDE, а затем общереспубликанская система сбора вторичного сырья через центры закупок — SERO.
Таким образом, восточные немцы реализовали идею утилизации отходов в промышленных масштабах. При воссоединении ГДР и ФРГ в 1990 году западные немцы высоко оценили эффективность SERO и включили ее структуры в состав общенемецкой экономики. И именно эта система была заимствована и широко внедрена в СССР.
А что у нас?
Конечно, до революции 1917 года в Российской империи также было распространено занятие старьевщиков, которые сортировали отходы. Больше того, как и во Франции, возникали целые промышленные предприятия по раздельному сбору мусора и его утилизации в качестве вторсырья. Так, к 1895 году в Санкт-Петербурге насчитывалось около 50 крупных тряпичных хозяев (или маклаков). Они возили свой товар на известную ярмарку в Нижнем Новгороде, где заключали контракты о масштабных поставках тряпья на писчебумажные фабрики.
Купцы Варгунины, владевшие Невской писчебумажной фабрикой около Петербурга, закупали для нее тряпок по всей стране на 150 000 рублей. А петербургская же писчебумажная фабрика Крылова ежегодно приобретала у тряпичников 50 000 пудов лаптей из Вологодской губернии.
Симбиоз государства и граждан в СССР
Однако только в 1960-е годы, когда в плановой экономике страны обострилась проблема дефицита сырья, в СССР решили поставить на широкие рельсы раздельный сбор отходов и их утилизацию. В этот процесс, как и в ГДР, были вовлечены практически все слои общества. Прежде всего, речь шла о сборе макулатуры (само это слово заимствовали у немцев) для последующего использования вторсырья при изготовлении туалетной и оберточной бумаги, которые были предметом вечного дефицита.
Обычно осенью и весной школьники выносили из собственных и соседских квартир килограммы старых журналов, тетрадок, газет и пр. Пионер, собравший больше всех макулатуры, поощрялся грамотой или путевкой в лагерь. Также проводились соревнования между классами и школами. В 1970-х годах каждый учащийся ежегодно собирал и сдавал до 15-20 кг макулатуры, за которые школа получала отчисления от государства (до 20 копеек за килограмм).
Взрослых же с середины 1970-х годов стимулировали возможностью получить дефицитное издание зарубежного автора: за 20 кг макулатуры можно было «достать» книгу Жюля Верна, Сименона или Купера. Экономисты подсчитали, что за время кампании по обмену макулатуры на книжные издания государством было издано 117 наименований книг общим тиражом более 130 млн экземпляров. Изъято у населения в обмен на литературу 2,6 млн тонн отходов. За одну тонну бумажного утиля советским гражданам выплачивали 20 рублей и выдавали 50 книг, что позволяло государству напечатать тысячу новых книг. То есть выгода для экономики была очень высока.
Также в СССР и в других странах соцлагеря массово практиковалось повторное использование стеклянных бутылок и банок без их разрушения, тогда как как прием и переплавка стеклобоя были скорее редкостью. Широкие слои населения собирали и сдавали использованные бутылки в специальные пункты приема стеклотары, так как это было выгодно. Пол-литровая бутылка из-под минеральной воды с 1961 года стоила 12 копеек, а с 1977 – 20, тогда как ее содержимое – всего 10. Бутылка из-под молока или кефира стоила 15 копеек при цене ее содержимого — 15-20.
Это было удобно и государственным предприятиям. Магазины при приеме новых партий с молокозаводов на место выгруженной из автомашин продукции тут же загружали ящики с принятой у населения пустой тарой. Широко была распространена практика сдачи в магазин стеклотары из-под пива с одновременной покупкой за доплату новых полных бутылок. (Полная пивная бутылка стоила 37 копеек, пустая – сначала 12, потом 20). В Чехии эта традиция дожила до наших дней. Стеклянные банки из-под соков, пюре, майонеза и сметаны не выкидывались, а собирались для повторного похода в магазин или для домашних заготовок. Впрочем, многие наши соотечественники не только помнят такое повторное использование тары, но и поныне его практикуют.
Еще одним видом вторичного сырья, которое подвергалось сортировке в больших масштабах вплоть до 1980-х годов, был металлолом. Металлургия считалась важной отраслью советской экономики, поэтому госучреждения были обязаны выполнять установленные планы по сдаче металлолома в специальные организации — «Вторчермет» и «Вторцветмет». Невыполнение планов было чревато лишением премий и даже выговором.